О прорицателе монахе Авеле

Владимирский и Костромской генерал-губернатор генерал-поручик Заборовский, письмом к графу А. Н. Самойлову от 19-го февраля 1796 года, сообщил секретно, что преосвященный Павел, епископ Костромской и Галицкий, прислал Авеля в Костромское наместническое правление с сочиненною им книгою и его собственноручным показанием. «Для извлечения признания от сего сумасброда и злодея, не имеет ли он участников, сделан был ему новый допрос секретно правителем наместничества, но без всякого успеха, кроме темного показания о некоем еврее Феодоре Крюкове, которого Авель признавал Мессиею и которого он видел в Орле». Авеля, закованного в железы, сочиненную им книгу и два допроса, сделанные ему преосвященным Павлом и генералом Заборовским, препроводили в Петербург под крепким и строгим караулом прапорщика Масленикова и одного унтер-офицера.

Авель говорил епископу Павлу, что книгу свою писал сам, не списывал, а сочинял из видения, ибо, будучи в Валааме, пришед к заутрени в церковь, равно как бы Павел апостол, восхищен был на небо и там видел две книги и что видел, то самое и писал, но никому своего сочинения не разглашал. С церковью во всех догматах он согласен и никакого сумнения и раздора не имеет. Предтечею Роговым именовал он себя и то писал о себе также по тому видению. Касательно же на 16 странице написанных им имен, разумеется они царские и на обороте той страницы сии речи: «ныне ей есть от рождения свыше шестидесяти, а егда муж ея даде ей власть, свыше трех десяти годов» и далее, поминал он о владеющей ныне государыне императрице Екатерине Алексеевне. Все оное видел он при восхищении его на небо. Однако же все это за истину не утверждает, поелику относить может сие к искушению вражескому.

Епископ Костромской, находя в книге Авеля ересь, полагал, что за это, на основании указа 1737 года 14 ноября, его следовало бы предать светскому суду; но как в книге своей он приводит дерзостный и вредный толк об особе императрицы и о ее царском роде, в чем заключается секрет важный, относящийся до первых двух пунктов, то, сняв с Авеля монашеское одеяние (на основании указа 1762 года октября 19-го) для исследования и поступления по законам, епископ за караулом представил его в Костромское наместническое правление.

В Валаамском монастыре было ему видение, что ожидаемый жидами Мессия уже явился и что найдет его в Орле между торгующими Жидами под именем Феодора Крюкова; по сему видению Авель пошел в Орел и отыскал названного Крюкова, разговаривал с ним о Священном Писании и получил от него приглашение еще свидеться в том же году в Киеве. Воротился Авель опять в Валаам, отсюда предпринял поход в Царь-град через города Орел, Сумы, Харьков, Полтаву, Кременчуг и Херсон. Через все помянутые места проходил он с плакатным пашпортом. Из Херсона съехал в Царь-град морем с одним достаточным херсонским греком.

Все вышеизложенное было прислано графу Самойлову вместе с Авелем, при котором найдено денег 1 рубль 18 копеек. В это время у Екатерины уже готовы были бумаги о предоставлении престолонаследия великому князю Александру Павловичу.

В Тайной Экспедиции, 5 марта 1796 года, Авель дал нижеследующие показания.

Вопрос. Что ты за человек, как тебя зовут, где ты родился, кто у тебя отец, чему обучен, женат или холост и если женат, то имеешь ли детей и сколько, где твой отец проживает и чем питается?

Ответ. Крещен в веру греческого исповедания, которую содержа повинуется всем церковным преданиям и общественным положениям, женат, детей имеет троих сыновей; женат против воли и для того в своем селении и жил мало, а всегда шатался по разным городам.

Вопрос. Когда ты говоришь, что женат против воли и хаживал по разным местам, то где именно и в чем ты упражнялся и какое имел пропитание, а домашним пособие?

Ответ. Когда ему было еще 10 лет от роду, то и начал он мыслить об отсутствии из дому отца своего с тем, чтобы идти куда-либо в пустыню на службу Богу, а притом, слышав во Евангелии Христа Спасителя слово: «аще кто оставит отца своего и матерь, жену и чада и вся имени Моего ради, той сторицею вся примет и вселится в царствии небесном», он, внемля сему, вящше начал о том думать и искал случая о исполнении своего намерения. Будучи же 17 лет, тогда отец принудил его жениться; а по прошествии несколько тому времени начал он обучаться российской грамоте, а потом учился он и плотничной работе. Поняв частию грамоте и того ремесла, ходил он по разным для работ городам и был с прочими в Кременчуге и Херсоне при строении кораблей. В Херсоне открылась заразительная болезнь, от которой многие люди, да и из его артели товарищи, начали умирать, чему и он был подвержен; то и давал он Богу обещание, ежели его Богу угодно будет исцелить, то он пойдет вечно Ему работать в преподобии и правде, почему он и выздоровел, однако ж и после того работал там год. По возвращении же в свой дом стал он проситься у своего отца и матери в монастырь, сказав им вину желания своего, они же, не разумев его к Богу обета его от себя не отпускали. Он же, будучи сим недоволен, помышлял, как бы ему к исполнению своего намерения уйти от них тайно, и через несколько времени взял он плакатный пашпорт под образом отшествия из дому для работы, пошел в 1785 году в Тулу, а оттуда через Алексин, Серпухов, Москву, пришел в Новгород, из коего водою доехал до Олонца, а потом пришел к острову Валааму, с коего и переехал в Валаамский монастырь, а из него в Валаамскую пустынь.

Вопрос. В обоих сиих местах, как в монастыре, так и пустыне, начальники и братия какой жизни и поведения, и нет ли от них каких мирских соблазнов, и в чем ты там упражнялся?

Ответ. Настоятели сих обителей жития честного и трудолюбивого, и никаких он ни от кого не видал мирских соблазнов, а он труждался в монастырском послушании.

Вопрос. Какой тебе год и откуда был глас и в чем он состоял?

Ответ. Когда он был в пустыни Валаамской, во едино время был ему из воздуха глас, яко боговидцу Моисею пророку и якобы наречено ему тако: иди и скажи северной царице Екатерине Алексеевне, иди и рцы ей всю истину, еже аз тебе заповедую. 1-е скажи ей, егда воцарится сын ея Павел Петрович, тогда будет покорена под ноги его вся земля Турецкая, и сам султан, и все греки, и будут они ему данники, а 2-е, скажи ей, егда сия покорена будет и вера их лживая истребится, тогда будет единая вера и един пастырь по всей земле, тако бо есть писано в Священном Писании. И еще рцы ей северной царице Екатерине: царствовать она будет 40 годов. Посем же иди и рцы смело Павлу Петровичу и двум его отрокам, Александру и Константину, что под ними будет покорена вся земля.

Вопрос. Когда ты глас сей слышал? В какое время? И что ты о сем помышлял и кому о том сказывал ли и что кто тебе на то советовал и какое ты на то полагал намерение?

Ответ. Сей глас слышан им был в 1787 году в марте месяце. Он при слышании сего весьма усумнился и поведал о том строителю и некоторым благоразумным братьям. Они же на это ему отвечали: ежели сие дело Божие, так будет тако и не разорится, а ежели не Божие дело, то разорится. Тут жил он без малого пять лет, изучался совершенно духовной жизни и письму полууставом.

Вопрос. Отобранные у тебя тетрадки, писаные полууставом, кто их писал, сам ли ты, и если сам, то помнишь ли что написано, и если помнишь, то с каким ты намерением таковую нелепицу писал, которая не может ни с какими правилами быть согласна, а паче еще таковую дерзость, которая неминуемо налагает на тебя строжайшее по законам истязание? Кто тебя к сему наставил и что ты из сего себе быть чаял?

Ответ. Ныне я вам скажу историю свою вкратце. Означенные полууставные книги писал я в пустыни, которая состоит в Костромских пределах близ села Колшева (помещика Исакова) и писал их наедине, и не было никого мне советников, но вся от своего разума выдумал. Из Валаама пришел в Невский монастырь. Тут сказывал я про воздушный глас трем старцам, от коих, как я слышал после, дошло и до сведения митрополита. Из Невского вышед, жил я по разным монастырям.

Вопрос. Для чего и с каким намерением и где писал ты найденные у тебя пять тетрадей или книгу, состоящую из оных?

Ответ. В каком смысле писал книгу, на сие говорю откровенно, что ежели что-нибудь в рассуждении сего солгу, то да накажет меня всемилостивейшая наша Государыня Екатерина Алексеевна, как ей угодно; а причины, по коим писал я оную, представляю следующие: 1) уже тому девять лет как принуждала меня совесть всегда и непрестанно об оном гласе сказать Ея Величеству и их высочествам, чему хотя много противился, но не могши то преодолеть, начал помышлять, как бы мне дойти к Ея Величеству Екатерине II, 2) указом велено меня не выпускать из монастыря и 3) ежели мне так идти просто к Государыне, то никак неможно к ней дойти, почему я вздумал написать те тетради и первые две сочинил в Бабаевском монастыре в десять дней, а последние три в пустыни.

Вопрос. Написав сказанные тетради, показывал ли ты их кому-либо? И что с тобою после воспоследовало за них?

Ответ. Показывал я их одному из братии, именем Аркадию, который о сем тотчас известил строителя и братию. Строитель представил меня с тетрадями моими сперва в консисторию, а потом к епископу Павлу, а сей последний отослал меня и с книгою в наместническое правление, а из него в острог, куда приехали ко мне сам губернатор и наместник и спрашивали о роде моем и проч., а когда я им сказал: «ваше высокопревосходительство, я с вами говорить не могу, потому что косноязычен, но дайте мне бумаги, я вам все напишу», то они, просьбы моей не выполня, послали сюда в Петербург, где ныне содержусь в оковах. Признаюсь по чистой совести, что совершенно по безумию такую сочинил книгу, и надлежит меня за сие дело предать смертной казни и тело мое сжечь.

Вопрос. Для чего внес в книгу свою такие слова, которые особенно касаются Ея Величества и именно, акибы на ню сын восстанет и прочее, и как ты разумел их?

Ответ. На сие ответствую, что восстание есть двоякое: иное делом, а иное словом и мыслию и утверждаю под смертною казнию, что я восстание в книге своей разумел словом и мыслию; признаюсь чистосердечно, что сии слова написал потому, что он, т.е. сын, есть человек подобострастен, как и мы; а человек различных свойств: один ищет славы и чести, а другой сего не желает, однако мало таковых, кто бы оного убегал, а великий наш князь Павел Петрович возжелает сего, когда ему придет время, время же сие наступит тогда, как процарствует мати его Екатерина Алексеевна, всемилостивейшая наша Государыня 40 лет: ибо так мне открыл Бог. И ежели кто скажет, что это неправда и я лгу, то потому и все Священное Писание несправедливо. Дайте мне книгу Апокалипсис и всю Библию для истолкования, ибо в Священном Писании много , писано о наших князьях, то я скажу время, когда все сие сбудется; ибо я для того сюда и послан, чтобы возвестить вам всю сущую и истинную правду.

Вопрос. Как осмелился ты сказать в книге своей, аки бы паде император Петр III от жены своей?

Ответ. Сие я потому написал, что об оном есть в Апокалипсисе, и падеже разумею я свержение с престола, с которого он свержен за неправильные его дела, о коих слышал я еще в младенчестве в Туле от мужиков, и именно: 1-е) якобы он оставил свою законную жену Екатерину Алексеевну и 2-е) будто бы хотел искоренить православную веру и ввести другую, за что Бог и попустил на него таковое искушение. Что ж касается до сказанного мною о Павле Петровиче, то я и про него слышал, якобы он таков же нравом как и отец его, и слышал здесь в Петербурге, чему уже прошло семь лет, от старых солдат, служивших еще при Елизавете Петровне, которые мне о сем сказали, когда спрошу их, позвавши в кабак и поднесу в меру вина; однако я не утверждаю, правда ли сие или нет и не знаю, живы ли они или уже померли.

Вопрос. Из показаний твоих и в сочиненной книге твоей усматривается дерзновенное прикосновение до высочайших императорских особ, о котором мнишь ты удостоверить, якобы то происходит от таинства, в Священном Писании содержимого и тебе чрез неизвестный глас открытого, а как таковые бредни твои заслуживают ни малейшего внимания и по испытанию тебя в Священном Писании оказалось, что ты не только о нем ни малого сведения, но и никакого понятия не имеешь, то, отложа сии неистовые нелепости и лжи, открыть тебе самую истину без малейшей утайки: 1-е) где о падении или свержении императора Петра III-го от царствования узнал, от кого, когда, при каком случае и как? 2-е) хотя ты и показываешь, что восстание государя цесаревича на ныне царствующую всемилостивейшую императрицу слышал ты от старых солдат, подчивая их в кабаке, но как и сие показание твое не имеет ни малого вида вероятности, то объявить тебе чистосердечно: где именно, как и через какие средства, при каком случае, от кого именно узнал и для какой причины спрашивал ты о свойствах Его Высочества, так как не касающегося до тебя дела, ибо в том только единое спасение твое зависит от приуготовляемого тебе жребия?

В ответ на это сам Авель сделал допрос своему допросителю Александру Макарову : «Есть ли Бог и есть ли диавол, и признаются ли они Макаровым?» И после этого Авель обещал сказать всю правду.

Несмотря на сумасбродство бедного монаха, поставленного перед грозное судилище, было в речах его что-то необыкновенное, внушающее и обязующее. Судья Тайной Экспедиции должен был смутиться перед этою напряженностью воли, которая не знала страха и повергла допросителя своему допросу. Тут мог действовать и личный пример самой государыни, которая с противниками своей власти считала нужным бороться орудием убеждения и умственных доводов. У членов Тайной Экспедиции должно было сохраняться в свежей памяти, как она, статья за статьею, опровергала книгу Радищева и вынудила у него сознание своего заблуждения. Собственноручный ответ Макарова сохранился в деле за его подписью: «Тебе хочется знать, есть ли Бог и есть ли Диавол, и признаются ли они от нас? На сие тебе ответствуется, что в Бога мы веруем и по Священному Писанию не отвергаем бытия и диавола; но таковы твои недельные вопросы, которых бы тебе делать отнюдь сметь не должно, удовлетворяются из одного снисхождения, в чаянии, что ты конечно благосклонностию будешь убежден и дашь ясное и точное на требуемое от тебя сведение и не напишешь такой пустоши, каковую ты присылал. Если же и за сим будешь ты притворствовать и отвечать не то, что от тебя спрашивают, то должен ты уже на самого себя пенять, когда жребий твой нынешний переменится в несноснейший и ты доведешь себя до изнурения и самого истязания. 5 марта 1796. Коллежский советник и кавалер Александр Макаров».

После этого объяснения между судьей и подсудимым о Боге и диаволе, Авель дал ответы по предложенным ему двум вопросам:

1. О падении императора Петра III-го слышал он еще издетска, по народной молве, во время бывшего возмущения от Пугачева, и сие падение разные люди толковали, кто как разумел; а когда таковые же толки происходили и от воинских людей, то он начал с того самого времени помышлять о сей дерзкой истории; какие же именно люди о сем толковали и с каким намерениям, того в знании показать, с клятвою, отрицается.

2. О восстании государя цесаревича на ныне царствующую всемилостивейшую императрицу говорит, что он сие восстание разумеет под тремя терминами: 1) мысленное, 2) словесное и 3) на самом деле. Мыслию - думать, словом - требовать, а делом - против воли усилием. Сих терминов заключение и пример взял он из Библии, которую читая делал по смыслу заключения и начал описывать. Тетради его как настоятелю, так и братии были противны, и они их жгли, а сочинителя настоятель за то сажал и на цепь. Но его тревожил все тот же слышанный глас, и он решился идти в Петербург. Здесь начал он искать, кто бы ему сказал о нраве его высочества. Под Невским монастырем попался ему старый солдат, коего он не знает, и этот солдат удовлетворил его желанию. В писании своем советников и помощников не имел и бывшее ему явление признает действием нечистого духа, что и утверждает клятвою, готовя себя не токмо жесточайшему мучению, но и смертной казни. Подписался: «Василий Васильев».

Есть известие, что Авеля водили и к самому генерал-прокурору графу Самойлову, который дал ему три пощечины. «Отец же Авель стояше перед ним весь в благости, и весь в божественных действах».

17-го марта 1796 года состоялось решение: «Поелику в Тайной Экспедиции по следствию оказалось, что крестьянин Василий Васильев неистовую книгу сочинял из самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвести колеблимость и самое неустройство, а паче что осмелился он вместить тут дерзновеннейшия и самыя оскорбительныя слова, касающияся до пресветлейшей особы Ея Императорскаго Величества и высочайшаго Ея Величества дома, в чем и учинил собственноручное признание, а за сие дерзновение и буйственность, яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти, по государственным законам, заслуживает смертную казнь, но ея Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний, указать соизволила оного Василия Васильева, вместо заслуженного ему наказания, посадить в Шлиссельбургскую крепость, вследствие чего и отправить при ордере к тамошнему коменданту полковнику Колюбякину, за присмотром, с приказанием содержать его под крепчайшим караулом так, чтобы он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пишу же производить ему по десяти копеек в каждый день, а вышесказанныя, написанныя им бумаги, запечатав печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной Экспедиции».

Любопытно, что доклад об Авеле, по которому объявлено вышеписанное высочайшее повеление, состоялось 17-го марта, а сам он ранее, именно 8-го марта, уже был отправлен в Шлиссельбургскую крепость, где и помещен в казарме № 22.

9-го марта, в 5 часов утра, привезли Васильева в Шлиссельбург, и комендант дал ему самому распечатать конверт от генерал-прокурора, в котором написано было следующее увещание: «Помещенное тобою в книге твоей касательно до императора Петра III-го от кого ты взял сию нелепость? Кто именно сказывал тебе оную? Когда? В каком месте? При ком или наедине и по какому случаю? Ты должен объявить о всем чистосердечно. Также ты должен сказать и о том, почему ты включил в книгу следующие слова: «сын ея на ню еще не возста, а возстанет в самое то время, когда придет Сам Бог» и проч. Ежели ты хочешь преклонить на себя милосердие всемилостивейшей Государыни, то оставь упорство и обнажи душу свою: скажи, по каким причинам ты приступил к такому дерзкому вранью, сам ли собою или кем возбужден был к тому? Какое намерение у тебя было в сем случае, или тех, которые участвовали с тобою в безразсудности твоей? Единое чистосердечное признание твое во всем возможет тебя избавить от всех зол и бедствий, которыя готовит тебе правосудие законов. Открой также причину, для которой ты захотел сделаться святошей? Кого ты научал глупостям своим? Верили ли тебе кто ни есть, и где и в каком роде людей и более ты предуспел? Все что скажешь ты сходнаго с истиною, послужит к твоему добру, напротив же того, ложность, притворство и двоякость в ответах обратят на тебя всю строгость законов, которые таковых деяний, каковы суть твои, не пощадят».

Авель, выслушав сие увещание два раза, отвечал: «Я более того, что в последнем г-ну советнику Макарову объяснении написано, сказать ничего не имею, что и утверждаю клятвою. Если я за то токмо преступление определяюсь к сему строжайшему и бедственному моему жребию, то приемлю с повиновением и буду сносить до конца жизни».

ПРИ ПАВЛЕ I
12-го декабря Шлиссельбургский комендант Колюбякин получил письмо от нового генерал-прокурора князя Куракина, в котором объявлялось высочайшее повеление прислать в Петербург «арестанта Васильева», с прочих же всех, на ком есть оковы, оные снять. (В тот же день Колюбякин за усердие и порядочное исправление должности пожалован в бригадиры).

13-го декабря, как отмечено в деле, сочиненная Васильевым книга взята князем А.Б. Куракиным и поднесена его величеству.
Государь беседовал с загадочным прорицателем и спрашивал у него «по секрету, что ему случится».

14-го декабря последовал рескрипт:

«Князь Алексей Борисович!
Всемилостивейше повелеваем содержащагося в Шлиссельбургской крепости крестьянина Васильева освободить и отослать, по желанию его, для пострижения в монахи*, к Гавриилу, митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому».
«Павел».

* Авель был предварительно, еще в Костроме, расстрижен (прим.)

В эти дни вторично хоронили Петра III-го. Подробности беседы с государем неизвестны; но сохранилась записка: «Его Величеству угодно ведать о нынешнем состоянии посланного к здешнему митрополиту Гавриилу для пострижения, по желанию, в монахи крестьянина Васильева, к исполнению чего и послан был от генерал-прокурора коллежский асессор Крюков, которым означенный Васильев и был распрашиван наедине бесприметным образом, на что тот Васильев и говорил, что он нынешним его жребием доволен, но токмо что пищу дают ему единожды в день, отчего слаб в силах; притеснения ему никакого ни от кого нет, ибо сего надзирает сам митрополит; скучает же, что долго не постригают его в монахи, а говорят, чтобы еще трудами утвердился; жалуется, что не имеет нужной одежды, что и приметно, о чем и просит человеколюбивейшаго в пособии милосердия». 21-го декабря писана благодарность преосвященному за его попечение о даче тому Васильеву пищи по два раза в сутки, а при том на исправление его послано десять рублей.

Авель поздравил князя Куракина 25-го декабря с праздником, следующим письмом: «Ваше сиятельство, Александра Борисович! Приношу вам благодарность: вы меня избавили из темных темниц и от крепких стражей, в которых я был вечно заключен от Самойлова. Вы о сем сами известны, а ныне я по Его Императорскому приказу и вашему благословению свободен и пришел к вам поздравить вас с Христовым торжественным праздником и вас благодарить за таковое ваше ко мне благодеяние. И крайняго я вам за сие желаю душевнаго спасения и телеснаго здравия и многая лета и прочая вся благая и преблагая и пребуду в таковой памяти вечно-незабвенно. Богомолец ваш Василий».

29-го декабря 1796 года князь Куракин сообщил митрополиту Гавриилу высочайшее желание, чтобы Василий был пострижен поскорее.

В новый 1797 год Васильев подал через князя Куракина следующую записку: «Ваше Императорское Величество, всемилостивейший Государь! С сим, с новонаступившим годом усердно поздравляю: да даст Господь Бог вам оный, а по оном и многие богоугодно и душеспасительно препроводить.

Сердечно чувствую высокомонаршия ваши ко мне недостойному оказуемыя, неописанныя милости, коих по гроб мой забыть не могу. Осмеливаюсь священную особу вашу просить о следующем и о последнем:

1-е) Благоволите указом не в продолжительном времени посвятить меня в иеромонашеский чин, дабы мог я стояти во церкви у престола Божия и приносити Всевышнему Существу жертву чистую и непорочную за вашу особу и за всю вашу царскую фамилию, да даст Бог вам дни благоприятны и времена спасительны и всегда победу и одоление на враги и супостаты.

2-е) Егда меня заключили на вечное житие в Шлиссельбургскую крепость, и дал я обещание Богу такое: егда отсюда освободят, и схожу в Иерусалим поклониться Гробу Господню и облобызать стопы, место ног Его.

3-е) Чтобы я был допущен лично к Вашему Императорскому Величеству воздать вам достодолжную благодарность и облобызать вашу дражайшую десницу и буду почитать себя счастливым.

4-е) Благоволите вы мне изъяснить на бумаге, за что меня наиболыпе посадил Самойлов в крепости, в чем и остаюсь в ожидании благонадежным».

Князь Куракин 5-го января 1797 года доложил это письмо государю и притом писал, что когда он отвозил Авеля к митрополиту Гавриилу, то сей упрекал его за предвещания о себе, что он будет архиереем; следовательно, нынешняя его поспешная просьба о посвящении во иеромонахи, клонится к достижению архиерейского достоинства.

На докладе этом собственноручная отметка князя Куракина:
«Его Императорское Величество повелеть соизволить: прошение Васильева оставить без уважения, но для сведения митрополита заявить ему сие».

НОВОЕ ЗАТОЧЕНИЕ

Отлучившись самовольно из лавры, Авель очутился в Москве, где, пророчествуя, собрал деньги. Пророчествовать ему запретили и сослали в монастырь, что на острову, на Ладожском озере, т.е. на Валааме. Там Авель снова принялся за сочинение прорицательных тетрадей, которые на этот раз были посланы игуменом Назарием в Петербург к митрополиту.

Переписка о монахе Авеле прекращается до 1800 года. В этом году, от 19-го марта за № 118-м, Амвросий, митрополит Петербургский, уведомил генерал-прокурора Обольянинова о крестьянине Василии, постриженном в декабре 1796 года в Александро-Невском монастыре с наречением ему имени Авеля и сосланном в 1798 году в Валаамский монастырь, следующее: «Ныне онаго монастыря настоятель Назарий, с братиею, доносит мне о нем Авеле, что он, скрывая свои зловкоренившиеся в нем пороки, обнаружил оные покражею из кельи одного иеромонаха серебряных ложек, Турецких денег и других вещей, которыя, по употреблении настоятелем многаго искания, он Авель принесши к нему тайно сказал, что будто бы те вещи к нему Авелю подкинуты, и он знает похитителя, но не хочет об нем объявить и он об них чрез сонное видение разведал, из чего настоятель заключает, что он Авель, будучи предосудительных и званию несоответственных качеств, усердия к богоугодному житию и душевному спасению нималаго не имеет, да и на послушания с братиею не ходит, отзываясь больным. По приходе же настоятеля с одним иеромонахом к нему в келию для освидетельствования, точно ли он Авель болен, нашли у него книгу, которую когда настоятель взял и спросил его что за книга? Ответствовал, что дали ему прочитать и, бросясь к нему настоятелю за нею, с азартом вскричал, чтобы он ея не брал, в противном случае убьет его до смерти. Когда же настоятель бывшему с ним иеромонаху велел позвать братию, тогда он Авель оробел, ту книгу из рук своих выпустил, которая от него отобрана и ко мне представлена с найденным в ней листком, писанным Русскими литерами, а книга писана языком неизвестным». Настоятель, отягчаясь пребыванием Авеля в монастыре и опасаясь, чтобы не привел братию в расстройство, просит Авеля оттуда вывесть. Митрополит препроводил к Обольянинову книгу и листок, найденные у Авеля и просил исходатайствовать высочайшее повеление о ссылке его в Соловецкий монастырь.

На письме Амвросия Обольянинов написал: «Докладывано. Высочаше повелено: послать нарочнаго, который привез бы в Петербург, по приезде же посадить в каземат, за крепчайший караул, в крепости. Мая 21 дня 1800 года. Павловск».

Вероятно к этому времени и относится предсказание Авеля о кончине Павла Петровича.
Таким образом, через четыре года, произошло новое свидание Авеля с Макаровым.
26-го мая 1800 года Макаров донес Обольянинову, что Авель привезен исправно и посажен в каземат в равелине. Он, кажется, только колобродит, и враки его ничего более не значат; а между тем думает мнимыми пророчествами и сновидениями выманить что-нибудь, нрава неспокойного.
На донесении Макарова Обольянинов написал: «К архиерею, по желанию Его Величества, отпускать; архиерею отписать: при всяком свидании, что объявит, меня уведомлять. Мая 27-го 1800 года».

На другой же день Авель написал к Амвросию: «Я нижайший монах Авель обошел все страны и пустыни, был и в царских палатах и в великолепных чертогах и видел в них дивная и предивная, а наипаче видел и обрел в пустынных местах великая и тайная и всему роду полезная; того ради ваше высокопревосходительство, желаю я ныне с вами видеться и духовно с вами поговорити и оныя пустынныя тайны вам показати. Притом же прошу ваших святых молитв».

29-го мая состоялось свидание Авеля с Амвросием, который в тот же день писал к Обольянинову: «Монах Авель, по записке своей, в монастыре им написанной, открыл мне. Оное его открытие, им самим написанное, на рассмотрение ваше при сем прилагаю. Из разговора же я ничего достойнаго внимания не нашел, кроме открывающегося в нем помешательства в уме, ханжества и разсказов о своих тайновидениях, от которых пустынники даже в страх приходят. Впрочем Бог весть».
Нельзя не обратить внимания на эти три последние слова. Авель, очевидно, колобродил; а между тем было что-то в нем, что возбуждало недоумение, что-то среднее между сном и действительностью. Этот отзыв Амвросия (человека практического) напоминает нам ту веру в сны и видения, которою наполнены недавно изданные письма митрополита Филарета к архимандриту Антонию.

Не покидая своей прежней мысли, что будет на земле едино стадо и един пастырь,
инок-предсказатель в письме к Амвросию пишет: «А ныне я имею желание определиться в Еврейский род и научить их познанию Христа Бога и, всей нашей православной веры и прошу доложить о том Его Величеству».

На письме Амвросия рукою Обольянинова: «докладывано мая 30-го 1800 года. Павловск».

В XIX СТОЛЕТИИ
По вступлении на престол императора Александра Павловича учреждена была комиссия для пересмотра прежних уголовных дел. Пересмотрели и переписку об Авеле; оказалось, что он содержался в С.-Петербургской крепости с 26-го мая 1800 года за разные сочинения его, заключающие в себе пророчества и другие инакозначущими литерами нелепости. В марте месяце 1801 года Авель отослан был к Амвросию для помещения в монастырь по его усмотрению и им отослан в Соловецкий монастырь, а 17-го октября архангельский гражданский губернатор донес, что Авель, вследствие указа священного синода из-под стражи освобожден и отдан архимандриту в число прочих монашествующих. Выпущенный на волю, Авель сочинил третью книгу, с предвещанием взятия Москвы неприятелем, за что его снова заточили уже на многие годы в Соловецкий монастырь. В исходе 1812 года министр духовных дел князь Голицын выписал его к себе в Петербург. После таинственных бесед с этим главою тогдашнего духовничества, ему дана полная свобода. Он повел опять скитальческую жизнь.

Из его тетрадей и писем (очень недурно составленных) видно, что в своих фантазиях он был убежден совершенно и готов за них отдать свою жизнь. Одержимый духом предсказаний, то вечный скиталец по монастырям и Костромским лесам и пустыням, то тюремный сиделец, инок Авель, по пословице «на ловца и зверь бежит», находил себе есл0 не почитателей, то по крайней мере благотворителей и даже в высшем кругу. Он был знаком и вел переписку с графиней Прасковьей Андреевной Потемкиной, рожденной Закревской, получал от нее денежные пособия и на одежду сукно с ее фабрики, вмешивался в ее отношения к сыну-повесе, проживал в Курской губернии у известного богача Никанора Ивановича Переверзева, поселялся то в Москве, в Шереметевой больнице, то у Троицы Сергия. Автор известных записок Л. Н. Энгельгардт говорит про него, «что он был человек простой, без малейшего сведения и угрюмый; многия барыни почитая его святым, ездили к нему, спрашивали о жен что предсказывал тогда только, когда вдохновенно было велено ему что говорить».

Несмотря на покровительство князя Голицына, Авеля понудили прекратить его бродяжничество. Митрополит Филарет определил его в Высотский монастырь под Серпуховом, поблизости от его родины. Но старая привычка взяла свое: с наступлением нового царствования, Авель ушел из монастыря и через бывшего своего господина, Дмитрия Львовича Нарышкина, вздумал опять обратить на себя внимание предержащей власти. Государь Николай Павлович приказал заточить его в Спасо-Ефимьев монастырь, где он и умер в 1841 году.